К моему огромному сожалению, я часто ловлю себя на мысли, что давно живу воспоминаниями прошлого… И, хотя говорят, что прошлым жить нельзя, у меня это не всегда получается…
А прошлое – это моя улица Островского, это дом, в котором я до сих пор живу. Мои первые воспоминания связаны с «итальянским» двором, в котором жили люди многих национальностей: еврейка тётя Хана, казачка тётя Люба, русская женщина тётя Оля, которая работала крановщицей. Её дочь была медиком и иногда стеснялась своей мамы, которая порой могла «брякнуть» что-нибудь рабоче-крестьянское… Жили в нашем дворе и татары, и армянская семья, в которой одна половина были людьми нормальными, а вторая половина сволочами (ярыми националистами). Но всё равно, как все мирно уживались…
Для мальчика особенным и самым лучшим временем года было лето. Во-первых, это были каникулы, а, во-вторых, мы всё время были во дворе и на улице. Двор у нас был небольшой, поэтому мы играли в локальные игры: «классики», круговая лапта, хоккей. В нашем дворе жил Ильгар, очень рукастый парень, который всем мастерил клюшки. Себе, конечно, он делал самую лучшую. А для вратарей он даже делал щитки и маски! К нам приходили из других мяхялля, чтобы поиграть в хоккей… И хотя мы старались быть аккуратными, окна били постоянно. И что самое интересное, все шишки доставались мне! Сейчас я с благоговением вспоминаю те времена, когда меня ругали…
А по вечерам мы выходили на улицу, чтобы поиграть в прятки, ловитки, казаки-разбойники, наккули, «семь стёклышек». Поэтому, наверное, моё поколение росло здоровым и крепким. Эти уличные игры учили нас общению и помогали проявлять свой мальчишеский характер. Я получил прекрасное домашнее воспитание и образование, но без улицы я бы потерялся в этом мире и не смог бы стать тем, кем я стал…
Ребята, с которыми я дружил, были уникальными личностями. Они могли драться, могли помочь другу, и при этом читали умные книги, а кто не читал, тот тянулся к знаниям. Между собой мы, конечно, не дрались. Драки случались только тогда, когда кого-то из наших задевали в других мяхялля и мы обязательно давали им отпор. Однажды, играя в футбол около 150-ой школы, ребята с другой мяхялля, которых было больше, побили наших. Естественно, мы тут же объявили большой сбор и стали бурно обсуждать предстоящую драку. А у нас жил Гулам, который в своё время уже успел отсидеть. Он услышал наши разговоры, куда-то исчез, а когда вернулся, то подошёл к одному из ребят. Гулам отвёл его в сторону и распахнул полы пиджака со словами: «Выбирай любой»! А там у него был целый арсенал финских ножей. «Ай, Гулам, мы идём драться на кулаках», — сказал ему мой друг. «Брательник, смотри, если что-то надо, только скажи», — ответил Гулам. Конечно, он понимал, что ножи нам не понадобятся, но им двигало желание помочь! Это был закон бакинской улицы, по которому тебя никогда не оставляли один на один с бедой… И это касалось не только наших мальчишеских драк, но и всех событий нашей общей жизни. Если, не дай Бог, кто-то умирал, все соседи тут же бросались на помощь – отвозили в мечеть, привозили обратно, и в это же время другие соседи всё убирали, заваривали чай и накрывали траурный стол. Всё происходило моментально и без всяких просьб! Взаимовыручка и необходимость быть нужным соседу – это были, пожалуй, главными бакинскими качествами.
Я не помню дня, чтобы летними вечерами в нашем маленьком дворе не был накрыт большой, длинный стол. Каждый из соседей приносил то, что у него было — долма, довга, рис, картошка, сыр, арбуз, чай. А потом до утра играли в лото. В нашем дворе жила Бахар-хала. Помню, как-то я попросил у мамы деньги, чтобы сыграть в лото. Причём, слово «деньги» слишком громко сказано — это были копеечные ставки. «А ты с кем собираешься играть? С Бахар? Она же щупает все бочонки!» — воскликнула мама. Мастерица была ещё та, поэтому мама запретила мне играть в лото, когда там присутствовала Бахар-хала.
Был в нашем дворе отдельный стол, за которым сидели только наши аксакалы – хаджы Малик, хаджы Ага, к ним присоединялся дядя Джабраил, полковник КГБ, бывший вице-консул СССР в Иране, директор завода. Наши аксакалы играли в нарды. А дядя Джабраил посылал нас, мальчишек, за папиросами «Казбек». Их мы покупали в небольшом магазине, который между собой называли «У Юсифа». Причём, мы выстраивались в очередь к аксакалам, кто первым пойдёт что-то для них купить. Всем хотелось услужить, быть полезным и нужным. Так же в драку мы ждали, когда взрослые мужчины, которые сражались в домино, пошлют нас за пивом.
А ночью, когда двор немного затихал, мы усаживались на деревянные ступеньки и рассказывали друг другу страшные истории. Чаще всего, это были произведения Конан Дойла, но в нашей интерпретации. Девочки взвизгивали, мальчики вздрагивали, и все были счастливы…
Мне, почему-то, запомнились две свадьбы. Одна случилась, когда мне было три года, а на второй я побывал в пятилетнем возрасте. В те времена было модно арендовать для свадьбы школьные столовые, а за несколько дней до самого торжества начинались приготовления – несколько тазов «оливье» и винегрета, жаренные куры, осетрина, чёрная икра, естественно, зелень, овощи и фрукты. Мне запомнились даже не сами свадьбы, а именно эти приготовления, потому что целыми днями все были погружены в состояние счастья и радостных хлопот. Единственное, что меня огорчало – это расставание. Когда моя тётя вышла замуж и переехала к мужу в 1-ый микрорайон, мне это казалось расставанием на всю жизнь…
Ещё одно воспоминание о тех годах связано с моей мамой… Она преподавала в АЗИ, в том числе и вечерникам. Обычно она возвращалась домой пешком. Однажды, когда мама была почти около дома, кто-то приставил к ней нож и снял с её руки золотые часы. Конечно, она сильно испугалась, но дома ничего не сказала об этом случае. Как раз в этот вечер к нам поднялся сосед, Али-Сафа, чтобы позвонить по телефону, который тогда был только в нашей квартире. Он был вором, но при этом вполне приличным человеком. Видимо, он что-то почувствовал и стал расспрашивать маму, что с ней случилось. Она долго не хотела ему говорить об этом ужасном происшествии, а потом, всё-таки, рассказала. Он попрощался и ушёл… А в пять утра раздался тихий стук в дверь, и когда мама её открыла, какой-то мужчина протянул ей те самые золотые часы. Не знаю уж, что и как сделал Али-Сафар, но по тогдашним понятиям это было недопустимо, чтобы практически в его мяхялля кто-то мог ограбить его уважаемую соседку!
У нас жил известный карманник дядя Кима. Мне было невероятно интересно с ним общаться, ведь он мне рассказывал такие истории, которые я бы никогда не узнал, если бы не приятельствовал с ним. Во время наших бесед он всё время теребил в руках свёрнутую в трубочку газету. Однажды я набрался смелости и спросил его, зачем он это делает. «Сынок, если не эта газета, я залезу в карман», — ответил он… Однажды он с двумя своими товарищами, тоже карманниками, отправились в гости к своему «коллеге», который перебрался в Иран. Они погуляли по городу, а потом зашли на базар и вдруг с ужасом увидели, как один из этих стариков-разбойников почти уже залез к кому-то в карман! Они еле его оттащили со словами, что тут не Баку и ему могут отрубить за это руку… Несмотря на то, что они были не в ладах с законом, я, да и не только я, никогда не видели чего-то плохого от них. Прежде всего, они были нашими соседями – порядочными, честными, зачастую очень мудрыми. Главное в уличном воспитании – это насаждение понятий, по которым надо жить, поэтому всё, что происходило, случалось за пределами мяхялля, и этот закон соблюдался неукоснительно…
Впервые я влюбился в детском садике №25, где в одно время со мной пребывал Чингиз Абдуллаев. Кстати, тогда этот детский сад находился в здании, где сейчас находится посольство Ирана. В саду у меня был друг, Рауф Касумов, с которым мы одновременно влюбились в девочку Мэри. Мы до того потеряли от неё голову, что заранее договаривались, что каждый из нас преподнесёт ей утром.
А потом я влюбился ещё раз. Это было в пятом классе. Любовь моя была безответная и трагичная… Я за ней ухаживал, она меня отвергала. Из-за неё я даже отказался поступать в музыкальное училище, потому что часа не смог бы прожить без неё… Однажды мы собрались компанией у моего друга и я увидел, что в цветочном горшке растёт перец чили. Я тут же заявил, что съем все шесть крошечных перчиков. Она насмешливо улыбнулась, а я, еле сдерживая боль, съел все перцы. Фурор я произвел, но сердце её не дрогнуло…
Учился я в школе №150, причём, папа настолько хорошо меня подготовил, что я сразу же стал учеником третьего класса. В три года я уже умел читать и писать, умножать и делить, и вообще, если откинуть ложную скромность, был вундеркиндом. Первая газета, которую я начал читать, была «Советский спорт». Я походил в третий класс недели три. А потом папа перевёл меня в первый класс. «Мне нужен сын-мужчина», — сказал он и был прав! Потому что всё, что получается слишком быстро, не всегда хорошо сказывается на характере маленького человека. Папа не хотел, чтобы из меня получился беззащитный «ботаник». А после 4-го класса директор школы вызвала мою маму. «Вы знаете, — сказала она, — у него великолепные математические способности, поэтому его необходимо перевести в 134-ую школу». Так мама и сделала… Меня перевели в школу №134, за что я очень благодарен директору 150-ой школы…
Вхождение в новый класс прошло замечательно, тем более что некоторых ребят я знал ещё по детскому саду. И практически сразу же я подружился с ребятами, которые стали моими друзьями на всю жизнь — Саша Суперфин и Андрей Грубер. Они многому меня научили, ведь к моменту нашего знакомства они успели прочитать больше книг, несмотря на то, что я всегда много читал. Благодаря этой дружбе я начал подтягиваться, поставил себе определённые цели и года через два был с ними наравне… Но и я их тоже кое-чему научил, чего они не знали — ни один из них не мог играть на фортепиано, да и в шахматы они тоже не играли, поэтому по-мальчишески завидовали этим моим способностям.
В 9-ом классе на одном из уроков программирования нам с другом стало скучно, и мы решили сыграть в крестики-нолики. «Только учти, — сказал он, — я бесплатно не играю. Давай по рублю». В общем, минут за десять до конца урока я у него выиграл 20 рублей. На следующий день он приходит в школу и перед всем классом отдаёт мне два червонца: «Это мой проигрыш». Я предложил ему прокутить эти шальные деньги и мы, взяв несколько наших друзей, поехали в кябабную на Баилово, которая в народе называлась «Босоножка». Сейчас в это трудно поверить, но тогда впятером мы никак не могли пропить эту двадцатку. Мы ели, выпили две бутылки вина «Баян» и у нас всё равно остались деньги!
А потом я окончил школу и надо было думать о будущем. Я был уверен, что поступлю в МГУ либо на мехмат, либо за прикмат. Я подал документы, благо по аттестату проходил по экспериментальной программе. Но родители категорически воспротивились моему отъезду, и мой дядя, который работал в Политехническом институте, забрал мои документы из МГУ без моего ведома и поставили меня перед фактом, что я никуда не поеду. Я согласился, но при условии, что во время учёбы в Политехе дядя будет меня тапшевать по всем общественным наукам, которые я ненавидел всегда!
Студенческие годы прошли довольно серо, но я окончил Политех с «Красным дипломом». У меня была очень хорошая дипломная работа и мне даже предложили доработать её до уровня диссертации… По распределению я попал в Закавказское монтажно-технологическое управление «Хазри». Это был филиал центрального научно-производственного объединения «Каскад», так называемого «почтового ящика» и меня направили в Подмосковье, в Подлипки, где находится Центр управления полётами, КБ Королёва и другие секретные организации. Это были, пожалуй, самые интересные годы моей молодой жизни. Нас, бакинцев, разместили в общежитии под названием «Апогей» в Бибирево, и каждый день на дорогу уходило почти три часа. Но какой же был кайф там работать! Я увидел множество интереснейших людей, в том числе и космонавтов, с которыми обедал в столовой. А что такое была та столовая? Это первое, второе, салаты, компоты и даже десерт, и всё вместе это стоило 87 копеек! Особенно мне нравилась творожная запеканка, которую там готовили бесподобно… Мне предлагали и подмосковную прописку, и работу, но опять вмешалась судьба и я вернулся в Баку…
В доме, где я родился и вырос, жила вредная, одинокая старушка тётя Лиза. Её жилье, которое вернее было бы называть каморкой, находилось прямо над дверями, в которые мы постоянно пробивали пенальти. Сейчас-то я понимаю, насколько мы ей надоедали своими ударами. А в КБ Королёва в нашей лаборатории был свой Первый отдел, и его начальник был, мягко, говоря очень неприятным человеком. Прошло время… Я уже жил в Баку и работал в совершенно другой организации… И наступил день, когда тётя Лиза умерла… Когда мы собрались, чтобы её помянуть, я увидел за столом того самого начальника Первого отдела! Оказывается, он был бакинцем, но из-за службы тщательно это скрывал…
Вот таким был Баку моей молодости… Сейчас он стал необыкновенно красивым, но, почему-то, красивых людей стало меньше. Для меня же красота города ассоциируется прежде всего с красивыми людьми, естественно, красивыми внутренне, духовно и душевно… Поэтому я и живу воспоминаниями, которые постоянно возвращают меня в безвозвратно ушедшее прошлое…
Искендер Шекинский, заместитель завотделом Министерства Молодежи и спорта Азербайджана
611 views